В середине 80-х годов 19-го века перед Самарой встал вопрос о строительстве нового театра, так как здание старого, размещавшееся на Хлебной площади, обветшало и пришло в негодность. В том, что театр нужно было построить, не сомневался никто, но вот о том, где именно, - велись споры.
И вот, к осени 1888 года было завершено строительство нового театрального здания, которое возвели, по сути, за городом, там, где кончалась улица Дворянская и начиналась дубрава, куда самарцы ходили устраивать пикники. Построенное архитектором Чичаговым, здание самарского театра очень напоминало московский театр Корша (сейчас это филиал МХАТа), начиная с внешнего вида и кончая рисунком лепных украшений по порталу сцены и ярусов. И в этом нет ничего удивительного, ведь театр Корша строил тот же самый архитектор.
Новое здание самарского театра открыло свои двери для публики в октябре 1888 года. Накануне этого дня, в субботу, 1 октября, самарский архиепископ Гурий освятил все помещения театра святой водой. На другой день была сыграна первая пьеса, которой оказалась драма Невежина «Вторая молодость». Зал был полон, перед началом представления прозвучал гимн, публика долго рукоплескала актёрам, не отпуская их со сцены. Возле театрального крыльца, тем временем ожидали своих седоков десятки экипажей – один роскошнее другого. А уже назавтра антрепренёрам снова пришлось ломать голову над тем, как привлечь в театр публику.
Как известно, в старину провинциальные театры редко имели собственные труппы и гораздо чаще сдавались антрепренёрам на один-два сезона. В тех же случаях, когда зрители и вовсе переставали ходить в театр, антрепренёру оставалось последнее, что он мог предпринять - пригласить именитого гастролёра. Выступали такие гастролёры и на сцене самарского театра.
Именно таким гастролёром, приглашённым для того, чтобы расшевелить местную публику, был пользовавшийся исключительным вниманием самарцев Иванов-Козельский, которого многие справедливо считали лучшим трагиком. На сцене артист творил настоящие чудеса, играя сразу двух братьев-разбойников, а едва спектакль подходил к концу, его уже ожидала компания поклонников, которые везли своего любимца ужинать. Ужин, как правило, затягивался до рассвета, а в одиннадцать уже начиналась репетиция... Увы, вино делало артиста безобразным скандалистом. Рассказывали, что однажды, явившись на спектакль в пьяном виде, Иванов-Козельский откусил одевавшему его портному палец, а после спектакля приказал парикмахеру обрить себе голову и укатил на товарном поезде, слез на какой-то станции и пил там неделю, пока не был разыскан антрепренёром.
В 1917 году по указу Ленина все театры страны были национализированы, и на их сценах закипели другие страсти. Другие страсти кипели и на этой сцене, когда под гиканье и громкий топот собравшейся публики поднимался занавес и взорам собравшихся открывалась стена коммунаров и лужайка кладбища Пер-ля-шез… На авансцене с обнаженными головами лежала и сидела группа рабочей молодёжи Парижа. При поднятии занавеса, тяжело гремя кандалами, рабочие проходили через сцену в сопровождении полисменов.
Завершался же спектакль следующим образом. Стоящая на постаменте Свобода спускалась вниз, и объединённые народы России и Востока танцевали вокруг неё танец свободы. После этого Свобода вновь поднималась на пьедестал и оттуда бросала из кубка, зажатого в руках, красные ленты различной длины. Танцующие подхватывали ленты и образовывали круг с красными радиусами, окружённый с боков толпой, поющей Интернационал. Это была пьеса "Памяти Парижской коммуны" Зинаиды Славяновой, кстати, первого режиссёра театра драмы в советское время.
А в январе 1924 года расклеенные по городу афиши приглашали горожан стать свидетелями суда над... проституткой. Сам суд прошел в городском театре при полном зале. Он оказался пьесой, в ходе которой рассматривалось дело проститутки Кирилловой, заразившей сифилисом красноармейца Дегтярёва. Любопытно, что самым веским аргументом обвинения было нарушение ею гражданского долга. Ведь Кириллова не могла не понимать, что Красная Армия – это броня государства, и между тем она посягнула на то, чтобы эту броню разрушить.
В начале тридцатых театр драмы переживал период нестабильности. В нём то и дело менялись режиссёры, приходили и уходили актёры. В здании театра поочерёдно по три месяца работали драматическая и оперная труппы и оперетта. Определённой вехой в истории театра стал приезд в Самару ленинградских актёров Николая Симонова, Соловьёва, Меркурьева, Толубеева и Киселёва. Всего три сезона "ленинградский десант" играл на самарской сцене, но за эти три сезона театр окреп, обрёл уверенность в своих силах и возмужал.
Между тем шли годы - менялся репертуар театра, приходили и уходили актёры и режиссёры. В 1959 году на должность главного режиссёра Куйбышевского театра драмы был назначен Пётр Львович Монастырский. При нём Куйбышевскому театру драмы имени Горького "за большой вклад в развитие отечественного театрального искусства, яркие художественные достижения, стабильно высокие экономические и организационные показатели деятельности" было присвоено почётное звание "академического". Это произошло в 1977 году.
А за десять лет до этого, в шестьдесят седьмом, в здании театра завершился капитальный ремонт, продолжавшийся в течение двух лет. Архитекторы Горелихин и Мусатов пытались максимально сохранить исторический облик здания, объем и пропорции которого увеличились вдвое, но тем не менее он сильно сильно изменился. В прежнем виде осталась лишь фасадная часть, но и она претерпела ряд изменений: исчезли металлические навесы над входами, а восстановленный герб не соответствует геральдике губернской Самары.
Указом Президента России от 20 февраля 1995 года № 176 здание самарского театра драмы было признано памятником федерального значения.